Один день на лыжах Акселя Лунд Свиндаля
Профессиональные лыжи для скоростного спуска вряд ли подойдут обычному любителю. Это – аксиома, не требующая доказательств. Но что будет, если кто-то не захочет ее признать? Немецкий журналист и редактор издания “Technik& Motor” Вальтер Вилле (Walter Wille) решил попробовать прокатиться на спусковых лыжах Акселя Лунд Свиндаля…
Сначала они не поддавались на уговоры. Отказывались вежливо, но непреклонно. Да-да, говорили они, идея в общем симпатичная, но вряд ли осуществимая. Это же просто опасно! Гоночные лыжи давно стали недоступны для обычного смертного, говорили они, даже если его навыки значительно выше среднего уровня. Кроме того, вам будет нужна отдельная трасса, говорили они, но даже при отличной видимости будет трудно держать под контролем все детали спуска, ведь эти лыжи чрезвычайно энергоемкие и ужасно агрессивные. Нет-нет, даже и не думайте – мы не хотим нести за вас ответственность… В общем, уговаривать пришлось долго.
Потом «у меня зазвонил телефон» - на связи был Маттиас Клайбер, менеджер по маркетингу германского отделения Head: «Okay, все в порядке, мы согласны». Для тестов удалось организовать пару лыж для женского супергиганта, длиной 207 см. И – тут читатель должен вообразить барабанную дробь – ему удалось уговорить спортивный департамент Head выделить нам оригинальные спусковые лыжи Акселя Лунд Свиндаля. Длина 218 см, радиус 50 м – самый экстремальный снаряд, какой только есть в горнолыжном Кубке мира.
Спортивный департамент (race department) компании Head находится в городе Кеннельбах, неподалеку от австрийского Брегенца. Именно здесь конструируют и производят лыжи для соревнований самого высокого уровня. Спортсмены «на контракте» получают лыжи в Кеннельбахе. Лара Гут и Линдси Вонн, Тина Вайратер и Анна Файт, Тед Лигети, Йозеф Ферстль, Беат Фойц, Алексис Пинтуро, Кьетиль Янсруд – всего 55 спортсменов высочайшего уровня. Но фигура Акселя Лунд Свиндаля стоит особняком: 100-килограммовый гигант из Норвегии, олимпийский чемпион, обладатель Кубка мира, чемпион мира, переживший за свою карьеру несколько жутких падений, в том числе совсем недавно – в январе 2016 года на трассе «Штрайф».
Для нас Клайбер выдвинул лишь одно условие, которое должно железно соблюдаться: никаких фотографий кантов и скользящей поверхности! «Подготовка гоночных лыж приравнивается к государственной тайне».
Хранилище гоночных лыж в Кеннельбахе является, своего рода, горнолыжной сокровищницей, представляющей гигантскую коллекцию медалей. Не три или четыре пары лыж на каждого спортсмена, а 30-60 пар на каждую дисциплину, в случае со Свиндалем – 60-70 пар. На каждую гонку сервисмены забирают около 20 пар, готовят их в соответствии с состоянием трассы, температуры и снега, правят канты и скользяк.
Хорошо известно, что эксперты по подготовке лыж могут изменить ситуацию по ходу гонки. Гораздо менее известно, что они сами «выкатывают» лыжи своих спортсменов по трассам. Поскольку частое использование, частая обработка и смазка скользящей поверхности делает лыжу быстрее. Гоночным лыжам часто бывает по нескольку лет, и их нельзя путать с совершенно новыми изделиями, с которыми спортсмены стоят перед телекамерами во время награждения. Это так называемые «финишные лыжи» - из ассортимента для покупателей. В настоящее время Head продвигает модель Supershape i.Speed – массовые лыжи для широкого круга хорошо катающихся лыжников. Так поступают все ведущие горнолыжные бренды, представленные на Кубке мира.
Хорошо известно, что каждый раз, когда вы сначала быстро «запрягаете», потом приходится за это отвечать, а пойти на попятный, при этом не потеряв лицо, уже невозможно. Так было и в тот момент, когда на стоянке отеля в Зёльдене Маттиас Клайбер вытащил из своего фургона VW 218-сантиметровые монстры Свиндаля. Первый эксперимент был запланирован на следующее утро – на леднике, где каждый год проводится первый этап Кубка мира нового сезона.
Мы посмотрели на лыжи. Угрожающе длинные, неожиданно узкие и прямые, как колокольня католического собора, они смотрелись на фоне темнеющего неба реликтами докарвинговой эры. Коммерческие рейс-карверы, которые Клайбер привез с собой для сравнения, выглядели парой лыж для детей ясельного возраста. Мы с недоумением подумали – в каких случаях Свиндаль мог использовать эту пару, которую спортивный директор Head Райнер Зальцгебер откопал для нас в Кеннельбахе, при этом не раскрыв никаких подробностей? Может быть, это тренировочные лыжи для подготовки в Южной Америке? «Вряд ли», - сказал Клайбер. Тщательно подготовленный «скользяк», с хитроумным рисунком структуры явно указывал на принадлежность к Кубку мира. «Ни один станок не сделает подобное. Такая поверхность говорит о многих часах ручной работы». На вид лыжам было около двух лет, о чем говорили «боевые» царапины на кэпе. «Может быть, он спускался на них по Штрайфу», - предположил Клайбер в полумраке пустой парковки голосом, от которого мы все вздрогнули…
Клайбер объяснил значение некоторых сокращений, которые мы увидели на лыжах. Буквы RD обозначали принадлежность к спортивному департаменту, DH – модель для скоростного спуска. На пятке расположился логотип, изображающий Хрустальный глобус со скрещенными под ним лыжами, больше похожий на череп и кости. Цифры 92-65-80 означали ширину носка-талии-пятки в миллиметрах. „R≥50“ обозначали величину радиуса.
Как правило, «магазинные» рейс-карверы имеют радиус 12-15 метров, максимум 18 м. А тут 50. При более внимательном осмотре мы заметили, что лыжи Свиндаля оснащены двумя толстыми металлическими пластинами – сверху и снизу деревянного сердечника. «Нормальные» рейс-карверы обычно комплектуются пластинами толщиной 0,5 мм. Здесь же железо было, по крайней мере, вдвое толще. На верхней поверхности лыжи, спереди и сзади крепежной платформы, мы увидели странные канавки. «Флекс-вырезы», - пояснил Клайбер. «Благодаря им лыжа хоть немного гнется». Мы тут же попробовали лыжу «на прогиб». У нас почти ничего не вышло. Жесткость снаряда была просто астрономической.
Мы догадались, что определение «мягкого носка для легкого входа в поворот», которое можно прочитать в любом рекламном проспекте, имеет к этим лыжам такое же отношение, как горнолыжный башмак к балету. А заточенные до лезвийной остроты канты вообще представляли большую опасность. Угол заточки гоночных лыж составляет 85-86 градусов, угол заточки лыж из прокатной конторы или магазин – 89-90 градусов. Способ заточки влияет на «хватку» кантов и скольжение лыж в дуге, однако может стать тормозом во время прямого спуска на плоско поставленных лыжах.
Утром небо было затянуто облаками, видимость оставляла желать лучшего, а вот горнолыжный курорт быстро оживал, и трасса совсем не выглядела безлюдной. Ситуация была именно такой, которой опасался Клайбер, и которая не позволяла проводить эксперименты с лыжами для даунхилла на высокой скорости.
Мы решили действовать поэтапно. Для разогрева мы начали с самых коротких лыж, которые привез Клайбер – с трассового универсала Supershape Magnum длиной 170 см. Затем продолжили разогрев с Supershape i.Speed в ростовке 177 см и затем взяли верхнюю «магазинную» модель i.Speed Pro стоимостью 950 евро, чьи технические характеристики уже напоминали гоночный вариант лыж для гигантского слалома, но с «гражданским» радиусом бокового выреза 18 м. Нам было хорошо и широко. Затем по программе должны были быть «женские» лыжи для супергиганта. К сожалению, ни один наш башмак не влез в крепления. Можно было бы привезти аккумуляторную отвертку, но мы решили сделать широкий жест и оставить женские лыжи в покое. Поэтому сравнивать спусковые лыжи Свиндаля нам теперь было практически не с чем.
Ощущения от первого спуска описать очень тяжело. Возможно, помогли бы крепкие выражения в создавшейся кровавой ситуации. В самом деле: кровь потекла уже с первых метров – по пути к канатной дороге мы думали о чем угодно, только не о заточенных кантах, и после переноски лыж мы обнаружили на них кровавые отпечатки. Мы поспешно вытерли красные следы снегом и заклеили раны пластырем.
Когда ботинки были встегнуты в крепления, мы ощутили на ногах железнодорожные рельсы – с той лишь разницей, что скользили они, как кусок мыла в душевой кабине. Карвинг тут просто не срабатывал. При попытке на низкой или средней скорости поставить спусковые лыжи на кант и заставить их двигаться по дуге, придав импульс бедром и коленом, не происходило вообще ничего, кроме мгновенного увеличения скорости. «Хеды» Свиндаля с железным упорством продолжали двигаться строго по прямой. Лыжи требовали скорости, и чем больше, тем лучше они себя чувствовали. Не было никакого смысла раздумывать и колебаться, как мы это делали в самом начале.
В итоге была выработана приемлемая для нас тактика: как только трасса становилась относительно свободной, мы направляли носки лыж в долину и неслись вниз по склону, разгоняясь до такой скорости, пока не чувствовали, что пора тормозить. Если бы не этот способ, оставалось лишь доверить свою жизнь лыжам и господу Богу, стараясь не вспоминать о затянутых креплениях.
Это работало. Вот только на такой адской скорости нужно было, во-первых, соображать очень быстро, во-вторых - смотреть, чтобы траектория этого проклятого грузового состава, каким ты ощущал себя на лыжах Свиндаля, не пересекалась с траекторией спуска нормальных лыжников, а в-третьих – не терять кант. О резком маневрировании нечего было и думать – учитывая тупое прямолинейное движение этих двух монстров, которые забирали всю силу из бедренных мышц.
Во время кофе-паузы мы поставили лыжи так, чтобы они всегда были перед глазами. «Если они уйдут, нам этого не простят», - сказал Клайбер. Мы стали представлять себе, как работают такие лыжи на ногах профессионалов где-нибудь в Китцбюэле или Венгене: на прогиб, на торсионное скручивание, на сжатие, на биение, как ведут себя канты на ледяном покрытии – теперь мы немного лучше знали о том, какие силы действуют на лыжи и какие навыки необходимы. Но до сих пор мы даже близко не подошли к их возможностям. Мы смогли лишь почувствовать их потрясающую стабильность. В некоторые моменты нам удавалось катиться на лыжах, но в основном все было наоборот.
Позже, уже после обеда, когда основная масса туристов двинула в направлении апре-ски, выглянуло солнце. Внезапно улучшилась видимость, наконец-то опустели трассы. Мы вдруг начали наслаждаться тем, что мы делаем, смелея все больше и больше, не уходя со склона гораздо дольше, нежели планировалось ранее. И все же лыжи Свиндала постоянно давали нам понять, что мы их недооцениваем, что нас терпят только как пассажиров, а не как равноправных партнеров. Как бы мы ни старались, у нас просто не хватало сил противостоять кумулятивной силе металла. Для фотогеничного кадра наших стараний было недостаточно, даже если Маттиас Клайбер ставил свою камеру прямо на снег.
Да, все так и было. Последний спуск к стадиону на Реттенбахе вел через знаменитый крутяк, с уклоном в 65%. Лыжи Свиндаля даже не шелохнулись. Для нас все закончилось благополучно при общении с этими зверями, которые весь день ловили нас на малейшей ошибке. А внизу, в долине мы больше не слышали петушиного крика…
Мы вернули лыжи в фургон, позволили закрыть заднюю дверь и, немного шокированные, направились в бар отеля. С эффектом торможения мы бы еще могли смириться. Все остальное нас по-настоящему беспокоило. Если раньше мы с нетерпением ждали момента, когда сможем выйти на трассу в лыжах Свиндаля, то теперь поняли, что вешаем на ноги настоящее оружие. Кроме того, нами было обнаружено, что шкала гоночных креплений начинается с отметки Z 10, то есть там, где на прокатных лыжах она обычно заканчивается. Для человека весом 80 кг, с обычными бедрами, намного превышающими возраст бедер чемпиона, пружина креплений слишком жесткая. Падать нельзя – крепление попросту не сработает. В противном случае это будет означать травму связок колена.
Что было в этой ситуации хорошего, так это три больших кружки пива, а затем несколько часов беспокойного сна, с кошмарами и видениями сеток безопасности. Сон внезапно закончился настоящим ужасом – перед рассветом мы услышали карканье ворона и крик петуха. Время до завтрака было потрачено на обсуждение двух вопросов – как заставить монстров Свиндаля поворачивать, и есть ли в Зёльдене хоть один петух…
Источник: "Der Tag, an dem ich Svindals Weltcup-Ski vollblutete" von Walter Wille
Frankfurter Allgemeine
